Сидоров А.И. Святоотеческое наследие и Церковные древности. Том III.
Сибирская Благозвонница Москва. 2013. С. 5-8.
««В заглавии данного тома я не стал использовать общепринятые понятия Александрийская и Антиохийская школы, ибо это не совсем корректно, так как термин «школа» имеет два основных смысла: школа как некое образовательное учреждение и школа как мировоззренческое (или более узко — богословское) течение. В первом смысле мы можем в какой-то степени говорить только об Александрийской школе с ее преемственностью (далеко не всегда четко фиксируемой) учителей («дидаскалов») конца II — конца IV веков, поскольку в Антиохии среди христианских богословов собственно дидаскалом был один св. Лукиан. Еще более сложно определить эти школы как богословские направления[1].
Но ясно, что сейчас практически невозможно согласиться с известным церковным историком XIX века А. П. Лебедевым, сказавшим, что «они создали всю или почти всю богословскую литературу того времени, были ключом к тогдашней богословской учености. От влияния школ не освобождается ни один замечательный деятель в церковной сфере того времени»[2]. Не говоря уже о том, что достаточно много «замечательных деятелей в церковной сфере» находились вне диапазона влияния Антиохии и Александрии (например, свт. Кирилл Иерусалимский, свт. Прокл Константинопольский, преп. Исидор Пелусиот и др.), весьма спорным является утверждение, что мы можем воспринимать александрийское и антиохийское богословие как некие цельные и внутренне единые течения. В частности, «классическая» Александрийская школа, как показано в нашем прологе, такой цельностью не обладала. Если же мы обратимся к «новоалександрийцам» в лице свт. Афанасия и свт. Кирилла, то увидим, что между собою они, несомненно, связаны единой духовной традицией, но их связь со «староалександрийцами» (особенно Оригеном) очень и очень сомнительна. Что касается Антиохии, то здесь, конечно, можно наблюдать определенную преемственность, например между свт. Евстафием и блж. Феодоритом, но она достаточно условна. Великая же личность свт. Иоанна Златоуста по своим богословским интуициям вообще стоит особняком среди прочих «антиохийцев». Безусловно, можно констатировать определенную (и порой даже значительную) несхожесть христологических воззрений «ново- александрийцев» и «антиохийцев», обретшую яркое выражение в период несторианских споров[3], но вряд ли можно такую несхожесть считать принципиальной несовместимостью[4]. Так называемое «примирение» 433 года между свт. Кириллом Александрийским и «восточными», а также позднейший Халкидонский «орос» показывают, что союз этих двух течений в православной христологии (с непременным отсечением крайностей несторианства и монофизитства) был вполне возможен и, более того, абсолютно логичен. Часто еще указывалось на серьезную несовместимость «александрийцев» и «антиохийцев» в сфере толкования Священного Писания, выражающуюся в противоположности их подходов (аллегорического и историко-грамматического)[5]. Но здесь следует подчеркнуть, что экзегетический метод не может служить критерием различия двух направлений. Кроме того, представителей и того и другого направления объединяло еще постоянно употребляемое ими типологических и подход к Писанию с точки зрения христианской нравственности. Вообще, сама святоотеческая экзегеза требует весьма серьезного изучения, в основе которого должен лежать принципиальный отход от застывших схем, выработанных западной наукой, укладывающей эту экзегезу на прокрустово ложе формалистического подхода, далекого от духа толкований самих святых отцов Церкви. Таким образом, говорить об Александрийской и Антиохийской школах в строгом смысле мне представляется абсолютно некорректным и весьма поверхностным. Если все же такое словоупотребление мною и допускается в названиях и текстах моих старых работ, публикуемых в предлагаемом томе, то лишь как дань сложившейся церковно-литературной традиции и при четком осознании условности этих шаблонно-схематических определений».
__
[1] «В последнее время можно наблюдать у некоторых авторов, пишущих о святых отцах Церкви, огульно-безоглядное использование термина «школа». У них уже не только фигурирует Антиохийская школа, что еще как-то оправдано сложившейся традицией словоупотребления по аналогии со школой Александрийской (чем руководствуюсь и я, пользуясь аналогичным выражением), но появляется, к примеру, и неизвестная науке Каппадокийская школа, хотя святыми отцами-Каппадокийцами три известных автора именуются только по месту их рождения и, может быть, еще и кончины (что верно лишь для двоих — свв. Василия и Григория Богослова), в то время как только св. Василий был Кесарие-Каппадокийским архиереем. И кроме того, весьма проблематичным будет увидеть в этих почти сверстниках какую-либо «школьность» в смысле преемственности «учитель — ученик», ибо, хотя и не без влияния друг на друга и общих моментов в богословии, они самостоятельно стали самобытными и подчас весьма отличными друг от друга мыслителями и богословами. Поэтому в отношении к ним и к антиохийцам более уместным было бы пользоваться такими определениями, как «традиция», «направление», но не школа». Сидоров А.И. Святоотеческое наследие и Церковные древности. Том III / Сибирская Благозвонница Москва. 2013. С. 5.
[2] Лебедев А. П. Вселенские Соборы IV и V веков. Обзор их догматической деятельности в связи с направлением школ Александрийской и Антиохийской / СПб., 2004. С. 11.
[3] См. на сей счет: Болотов В. В. История Церкви в период Вселенских Соборов. История богословской мысли. М., 2007. С. 226-239; Бриллиантов А. И. Лекции по истории древней Церкви / СПб., 2007. С. 299-329.
[4] Думается, не совсем корректно и мыслить эту несхожесть в контексте антитезы христологии «Слово-плоть» и «Слово-человек», как это делает А. Гриллмайер в своем выдающемся труде / См.: Grillmeier А. Christ in Christian Tradition. Vol. 1. London-Oxford, 1975. P. 414-439.
[5] См.: Сагарда Н. И., Сагарда А. И. Полный корпус лекций по патрологии / СПб., 2004. С. 871-872.